Живущий - Страница 43


К оглавлению

43

клео: как странно, ты говоришь по-другому, не так, как утром лот: что, поумнел? ©

клео: ну типа того ©

лот: ну так с тех пор сколько часов прошло! я стараюсь как можно активнее заполнять память в течение дня. чем больше социо-память — тем лучше будет работать память первого слоя…. надеюсь, к вечеру буду почти мудрецом © а завтра опять все забуду © кстати, что это у вас за животное, любознательное такое?

клео: это собака, игровая приставка, она очень любит гостей. лот: милая, но немного назойливая, не обижайтесь, не люблю, когда меня все время обнюхивают, пойду.

клео: заходи вечером, когда станешь мудрецом © и кстати, почему ты со мной на «вы»? мы же друзья?

лот: лео был моим другом, наверное, а вы женщина, с которой я даже не знаком, говорить вам «ты» будет невежливо

клео: но я же лео, какая разница!! что за условности! лот: давайте оставим этот разговор, мне правда пора

клео: так ты зайдешь?

лот: меня немного утомила ваша собака, если хотите, заходите ко мне. сегодня или завтра

клео: завтра вряд ли получится

лот: почему?

клео: ну… у тебя же пауза, тебе не сказали? Пользователь лот выходит из чата


20:00

клео хочет войти в ячейку лота и пообщаться в социо

Ответная реакция отсутствует.

21:00

клео хочет войти в ячейку лота и пообщаться в социо

Ответная реакция отсутствует.

22:00

клео хочет войти в ячейку лота и пообщаться в социо

Ответная реакция отсутствует.

23:00

клео хочет войти в ячейку лота и пообщаться в социо лот: входите

(дальнейший диалог неизвестен, т. к. собака остается в ячейке клео)

Безликий

«Сурикаты:». «Барсук». «Тушкан». «Горный козел»…

Проходя мимо пустых вольеров и клеток, машинально забиваю названия в поисковик, социо сплевывает в мою черепную коробку, как в урну, бесполезную информацию о не существующих больше животных.

«Лось». «Олень». «Кабан». «Тигр». «Бурый медведь»…

Про медведя я кое-что знаю сам, без всякой там википедии. Про медведя мне рассказывал Крэкер — давно, еще до того, как его внесли в Черный список и он перестал шевелиться. Он рассказывал, что медведь был страшным лесным чудовищем, пожиравшим все на своем пути, раздиравшим длинными кривыми когтями живую плоть своих жертв. То был яростный и непредсказуемый зверь со смрадным дыханием, и только пчелы умели успокоить его: они угощали его сладким цветочным медом, и тогда медведь ненадолго смирял свой гнев. Когда чудище уставало, оно залезало под землю и временно переставало существовать — засыпало беспробудным сном на полгода, а потом возрождалось, выходило наружу и снова жаждало крови и меда.

Древние люди считали этого зверя лесным божеством. Само слово «медведь» на доглобальном, принятом в регионе ЕА-8 наречии означало «хозяин меда» и было не именем, а лишь почтительным его заменителем. Настоящее же имя бога вслух произносить запрещалось.

Об этой традиции Крэкер говорил с восхищением. Ему нравилась та непреодолимая, уважительная дистанция, которой люди старались отделить себя от безумного бога. «Не то что мы! Они не были частью чудовища, понимаешь?» — Крэкер бешено тер свои пятна. — «Они были отдельно. А бог — отдельно. И если он хотел их сожрать, они его убивали».

«Слон». «Жираф». «Верблюд». «Страус».

Мне нравится заброшенный зоопарк. Пустые, распахнутые настежь клетки, затянутые тиной пруды, сухие ветвистые деревья для лазанья, бурые валуны, сгнившие будки, заржавевшие кормушки, норы в окаменевшем песке — здесь все в состоянии странного полураспада, все как будто бы не вполне завершившееся, начавшее умирать и застывшее в удивлении. Здесь нет того запаха — густого запаха страха и ненависти, пропитавшего Фермы. Они здесь умерли быстро, плененные зверьки и древние боги. Они не успели по-настоящему испугаться, тем более — возненавидеть. Просто вечером люди принесли им еду, и они съели ее, как обычно. А потом они заснули и не проснулись.

…Кстати, это идея. Я думаю о своем пленнике, которого снова оставил, запертого, удивленного, неразумного, в клетке для обезьян. «Ну что же ты, друг? Добей меня», — просил меня Эф. «Постой, так играть нечестно!» — хрипел он мне вслед. Малодушие.

«Добить» мешает мне малодушие, хотя это, конечно, просто и честно — добить. Хорошо бы из пистолета — у меня ведь есть его пистолет, но выстрел привлечет к зоопарку внимание… Тогда рукой или каким-то предметом? Один удар или два? Устричный глаз закроется или выпучится? А что за звук? Хруст или шмяк? Хрип или стон? Стон или крик?..

Так, может быть, отравить его? Хороший способ для малодушных… Опосредованный. Подсыпать яд в витакомплекс ну или не яд, откуда я возьму яд, просто скормить ему что-то сильно просроченное, в «Мегаполисе» такого полно… Нет, ерунда. Я мог бы просто уйти и не возвращаться, без лекарств и воды он перестал бы существовать за несколько дней, но я не готов сделать для него даже этого. Малодушие. Оно не позволяет мне временно лишить его жизни. Нет, я не только боюсь убить — в конце концов, что тут такого: убить кого-то вечно живущего? — я опасаюсь того, что будет после убийства. Они зафиксируют его паузу. Они закроют его ячейку. Что станет со мной? Нет. Нет. Я не могу лишиться его маски и его ячейки так скоро… Слишком удобно быть непроницаемым и зеркальным. Слишком удобно иметь доступ к закрытым файлам…

Поэтому я возвращаюсь. Раз в два-три дня возвращаюсь в клетку для обезьян, продлеваю его мучения. И оставляю его там одного.

43