Живущий - Страница 9

Я хорошо помню одну из серий. Она называлась «Пауза — это здорово». Там Волчунья по ошибке съедает ядовитую ягоду, с трудом добредает до своего домика и ложится в кровать. Друзья приходят, чтобы с ней посидеть. Они все очень грустные, потому что Волчунья себя плохо чувствует. Потом Рыбёш говорит: «Ты хочешь, Волчунья, чтобы тебе помогли?» Волчунья кивает, и друзья несут ее к озеру и кладут прямо в воду. Она уходит на дно. Пара больших пузырей — и ее больше не видно. Друзья встают в круг, улыбаются и начинают хлопать в ладоши. И только Мартыш не хочет хлопать в ладоши. Он бегает вокруг озера и кричит: «Где ты, Волчунья?» Друзья объясняют ему, что Волчунья временно прекратила существовать. Тогда Мартыш плачет, ярко-синие слезы летят во все стороны. Друзья переглядываются и встают в хоровод. Они кружатся, кружатся, пока не сливаются в большой яркий шар. Это Живуш. Он объясняет Мартышу, что плакать в таких случаях плохо. Некрасиво и глупо. Что смерти ведь нет. Что есть только пауза. Он обещает, что Волчунья вернется и что она будет счастлива. Она будет здорова, как будто и не было ядовитой зеленой ягоды… В итоге друзья возвращаются в домик Волчуньи, где их ждет сюрприз. Живая Волчунья — только совсем еще крошечная, и не голубая, а розовая… Они все обнимаются и сливаются в большой яркий шар… Пауза — это здорово. В тот момент я поверил.

Возможно, если бы мне позволили быть частью их хоровода, частью их шара, я бы верил в это и дальше. Но я не был их частью, я наблюдал извне. И когда Ханна ушла на свой последний Фестиваль Помощи Природе, ушла и не вернулась, я повел себя плохо. Некрасиво и глупо. Когда я понял, что больше не увижу ее, я превратился в свихнувшегося Мартыша, я плакал и подвывал, я отказывался от пищи, я обнимал ее черное платье и кусался, когда кто-то пытался отнять его у меня… Я затыкал уши, когда мне говорили, что это всего лишь пауза, что Мия-31 живет всегда, что повода для слез нет… Я не хотел слушать. Я был противоестественно безутешен. Я выдал патологическую реакцию.

Парадоксальное горе. Так это называется.

Сначала он мне понравился. Эф, человек в маске. Он не смотрел на меня со смесью брезгливости и удивления, как другие. Я просто не видел, как именно он смотрел. И его голос — неизвестно, как он на самом деле звучал. Мне было слышно лишь ровное автоматическое жужжание, без фальши, без интонаций вообще.

Я подумал — вот бы мне тоже спрятаться под такой маской.

Он сел рядом со мной и сказал:

— Я знаю, тебе не нравится слушать, что смерти нет, что Ханна не умерла, потому что ее инкод вечен, что через девять месяцев она возродится в каком-нибудь малыше, что в вечном перерождении заключена тайна Живущего…

Он сказал:

— Я вовсе не собираюсь тебе это все повторять.

Он сказал:

— Давай-ка поговорим как взрослые люди. Только для этого тебе следует успокоиться и перестать размазывать сопли.

И я перестал. Впервые с тех пор, как мне сказали, что она не придет, я умылся и причесался. И приготовился слушать. Я думал, он скажет мне, что надеяться не на что. Что я прав, что не стоило им меня утешать, что ее и на самом деле не стало… Я хотел, чтобы он забрал у меня надежду. Надежду, которую они все-таки заронили во мне, которой они каждый день пытали меня. Надежду на ее возвращение. С другим лицом. В другом теле. Я думал, он скажет: жизнь продолжается без нее. Я готов был это принять.

Но он сказал мне другое. Он сказал:

— У тебя ДКВИ. Сожалею.

— Нет, — сказал я. — Изоп. У меня вообще нет инкода.

Он растянул зеркальные губы в улыбке:

— Изоп… А ты мне нравишься, парень. Не боишься. — Уголки рта медленно оползли. — Если хочешь, я могу зачитать тебе выписку из твоей медицинской карты.

Я кивнул. Он начал тут же, без паузы — соединение у него было отличным.

— «…Ярко выраженные отрицательные эмоции в связи с паузой биологической матери. Множественные эпизоды парадоксального горя. Вспышки агрессии. Приступы не купируются стандартными средствами унитотерапии…»

Он мерно жужжал, а я думал: интересно, закрывает ли он глаза, там, под своим зеркальным намордником? Наверное, нет. Даже точно. Зачем ему? Конечно, не закрывает. Он ведь все-таки планетарник. Говорят, они могут держать пять слоев… Или шесть? Интересно, сколько слоев они держат? Ханна держала три без всяких усилий, у нее была отличная память. Я мог бы ею гордиться, но меня это скорей огорчало. Лучше бы она закрывала глаза, как все обычные люди. В третьем слое ей в основном приходили сообщения про меня, и я предпочел бы не видеть ее остекленевшего взгляда. Лучше бы она закрывала глаза. Интересно, перед тем как… она закрыла глаза? И как именно это было? Таблетка? Инъекция? Какой-нибудь газ? Разряд электричества? Потом, после паузы, после Пяти Секунд Тьмы, никто не помнит, как именно… Но все уверены, что это было не больно.

Не больно. Не больно.

Ей было не больно. Они мне сказали: ей было не больно…

— …….эмоциональное состояние можно квалифицировать как неблагоприятное для спокойствия, гармонии и целостности Живущего. Вероятно наличие деструктивно-криминального вектора в инкоде (ДКВИ). Коэффициент потенциальной угрозы (КПУ) предположительно 7, что соответствует КПУ у лиц с ДКВИ, наблюдаемых в течение более чем пяти воспроизведений…» — он прервался. Вероятно, что-то в моем лице смутило его. — Если чего-то не понял, спрашивай. Это взрослый разговор, но тебе всего девять.

— Как именно? — спросил я.

— Как подсчитали коэффициент? Это просто. Берется…

— Нет. Как именно произошла эта… пауза? Ведь вы планетарник. Вы, наверное, знаете?